На запись второго альбома Portishead ушел бюджет, в 4 раза превысивший запланированный; от записи осталось 10 часов пленок с истертыми семплами. Ждать третьего альбома Portishead пришлось 11 лет. Идеолог бристольской троицы Джефф Барроу всегда слыл безумным перфекционистом — тем поразительнее тот факт, что на запись пластинки его новой группы «Носик» потребовалось 12 дней. Барроу как бы сел на диету, оговорив правила игры с новыми соучастниками: никаких наложений, никаких правок, все — в один присест. Диета соблюдена; музыка изрядно исхудала.

Beak> — дайджест минорного минимализма всех мастей; песни пустынные и многозначительные, как фабричный цех после полуночи. Рамки, которые группа себе задала, ощущаются практически тактильно; больше всего альбом похож на собрание чертежей, упакованных в цельнометаллическую оболочку (что характерно, Барроу по первой профессии — графический дизайнер). Гитара, ритм-секция и спорадические клавишные чертят строгие схемы: вот механический краутрок немецкой школы («Backwell»), вот репрессивный дум-метал («Ham Green»), вот полупрозрачный шугейз («Battery Point»), вот космические психоимпровизации («Ears Have Ears»); периодически возникающий голос раздается как будто из-под гробовой доски — почти так же пел Ян Кертис на второй половине альбома «Closer». Сам Барроу неоднократно признавался, что сильно подвержен влияниям, и «Beak>» можно рассматривать как посвящение сразу всем кумирам: от Neu! до Sunn 0))), от Silver Apples до Joy Division. Но можно рассматривать и иначе. Это альбом про опустошение; про то, что остается, когда музыка умирает; про то, что составляет ее подсознательное существо. Пластинка Beak> почему-то кажется мне родней недавнему дебюту группы The xx: и те и другие во время, когда музыка неумолимо превращается в информационный шум, как бы исследуют синтаксис этого шума, воплощают в звуке некоторое конечное «ничто», которое уже не может исчезнуть, — и в этом смысле высказываются непредвиденно утвердительно. Иными словами, как говорил барон Юнгерн в соответствующем романе Пелевина, «вся эта темнота и пустота — на самом деле самый яркий свет, который только бывает».